В славянских памятниках, предшествующих образованию Древнерусского государства, мечей не встречено, поэтому с большим основанием можно рассматривать мечи, появившиеся на русской почве в последней четверти I тыс. н. э., как новое явление в материальной культуре страны. К тому же эти последние заметно отличаются от своих восточноевропейских предшественников середины I тыс.

Европейские мечи VIII—IX вв. происходят в основном из Средней и Западной Европы, где отмечены последовательные предшествующие стадии их развития. В VIII—IX вв. это оружие уже известно всей Европе. В частности, тяжелый рубящий меч, который в VIII в. был усвоен викингами, также в значительной степени был франкским оружием континентального происхождения. По выражению пионера раннесредневекового клинковедения А. Лоранжа, культура, породившая это оружие, является не более скандинавской, чем древнеславянской.

Находки раннесредневековых мечей на территории Руси сконцентированы в основном в нескольких больших областях: в Юго-Восточном Приладожье, в районах Смоленска, Ярославля, Новгорода, Киева, Чернигова, древнего Плеснеска. Мечи обнаружены, как правило, в крупнейших курганных могильниках вблизи древнейших городских центров, на главных речных артериях и важнейших путях. Клинки были, видимо, дорогостоящим оружием, и в погребениях, даже дружинных, они сравнительно редки.

В эпоху раннего феодализма меч часто составлял индивидуальную собственность владельца, и вместе с ним клинок клали в могилу. Во всяком случае в комплексах X в. дата меча почти всегда совпадает с датой остального погребального инвентаря. Принадлежность меча одному человеку подтверждается и его умышленной порчей (согнут, сломан) во время захоронения. Многие исследователи придерживаются мнения, что большая часть известных доныне мечей каролингского происхождения; не составляет исключение и Скандинавия, где франкское оружие служило в качестве образца местному оружейному ремеслу. Лучшие клинки викингов (в том числе с надписью Ulfberht и дамаскированные) привозились на север с континента. Вместе с тем обилие самых разнообразных по форме и отделке экземпляров предполагает изготовление хотя бы части из них на севере Европы (так же как оправку привозных клинков в местные рукояти). Немало труда потратили северные археологи, чтобы различить каролингские и скандинавские мечи. В свете их наблюдений, ни один из найденных на Руси мечей по своему типу не является специально скандинавским. Да и сами скандинавские ученые считают их для севера Европы в основном привозными. Больше того, на Руси вообще неизвестны мечи, характерные для Норвегии, нет однолезвийных норвежских клинков, составляющих на их родине 23,5% всех находок. 174 За исключением одного (впрочем не бесспорного) случая (Монастырище), у нас нет мечей с рукоятями в северном Ellingestil, поэтому нельзя усмотреть зависимость в развитии русских форм оружия от чисто скандинавских.

Самостоятельность русского клинкового производства нарастает к концу X в. Так, в середине X столетия появляются мечи, свидетельствующие об изменении франкских образцов. Возникновение и распространение в Европе клинков с изогнутыми навершием и перекрестьем произошло, по-видимому, не без участия Руси. Наконец, группа памятников, встреченная только на Руси, знаменует переход от скромных по объему работ, подражающих каролингским моделям, к выработке местных форм. В этот период русские клинки уже оказывают воздействие на формы мечей некоторых европейских соседей. А в эпоху могучего подъема Киевской Руси создаются подписной клинок из Фощеватой и такой «национальный» шедевр, как меч из Карабчиева (на фото). Таким образом, обращение к скандинавскому и западному материалу отнюдь не привело к полному обезличиванию русских мечей.

Остановимся теперь на производстве лезвий мечей. Это — особая, очень развитая область средневекового ремесла. Значительная часть мечей производилась в крупных, хорошо организованных клинковых мастерских с очень высокой степенью разделения труда и развитой специализацией. По отзыву одного среднеазиатского источника IX в. меч «проходит через много рук и несколько разрядов ремесленников». Каждую операцию по заготовке металла, вытягиванию полосы, полировке, закалке, заточке, насадке рукояти, изготовлению ножен производил специальный человек. Техника изготовления полосы концентрирует лучшие достижения древней металлургии. При ковке клинка на мягкую вязкую основу наваривалось стальное лезвие. Этот способ был хорошо известен кузнецу-оружейнику X в., однако при изготовлении меча приемы работы обычно были более сложными. «Каких-либо технологических трудностей и секретов в производстве клинков мечей, неизвестных русскому кузнецу-оружейнику не было» - писал Б.А. Колчин в своей книге «Черная металлургия и металлообработка в Древней Руси».

В преданиях и легендах, относящихся к древнейшему периоду русской истории, меч выступает как своего рода «национальное» оружие и символ. На этом оружии клялась «русь» в X в. при подписании договоров с греками. Словом, наличие мечей у русских, по крайней мере с IX в., несомненно. Более того, «народ, у которого меч имел такое практическое значение, вероятно, умел его делать». (Д.А. Хвольсон, «Известия о хазарах, буртасах, мадьярах, славянах и русах у Абу Али Ахмеда бен Омара...», 1869г., стр. 186). Археологический материал показывает, что в Киевском государстве восприняли, использовали и подражали творениям передовой каролингской клинковой техники. В этом отношении Русь находилась на уровне наиболее развитых европейских стран своего времени. Около 1000 г. фиксируется собственное производство мечей. Решающим доказательством послужил клинок с клеймом русского мастера.

Новый этап в развитии форм меча связан с периодом феодальной раздробленности. Русские мечи этого времени не были еще объектом изучения, если не считать немногих слов, которые им уделил А. В. Арциховский. Главное внимание всегда отводилось клинкам IХ—X вв., по сравнению с которыми материал XII в. выглядит более скромно и бедно.

Распространение христианства привело к постепенному исчезновению оружия из погребального инвентаря, поэтому мечи XI—XII вв. известны хуже, чем мечи X в. Однако пережиток курганного обряда — включение меча в состав погребения — долго держался в быту феодальной знати XI-XII вв. Мечи, сабли и ножны встречены в христианских погребениях в храмах Киева, Чернигова, Пскова и Новгорода. Сталкиваясь с оружием из знатных христианских захоронений, можно установить, что языческие традиции сплетались здесь с новой феодальной военной символикой. Оружие князей и прославленных героев стали специально выставлять около гробниц, его стремились сохранить и считали символом непобедимости. Мемориальное оружие окружалось особым почетом, как, например, мечи псковских князей Всеволода и Довмонта, находившиеся в Троицком соборе, или меч князя Бориса, висевший в спальне Андрея Боголюбского и позже хранившийся в одной из церквей Владимира.

В развитии мечей с IX по XIII в. сохраняется преемственность. Уже в X в. существовали мечи типов X, Y (по Петерсену), переходные к формам более позднего периода. В свою очередь, ряд мечей XII—XIII вв. по очертаниям своих рукоятей восходит к предшествующему времени. Их навершия, как и у образцов X в., составляются из двух частей. При этом, однако, лезвия мечей X и XII вв. различаются. Во второй половине XI в., как правило, не встречаются такие тяжелые (около 1,5 кг) и сравнительно длинные (95 см) клинки, как в раннекиевский период. Меч второй половины XI—XII вв. легче (около 1 кг), иногда короче (доходит до 86 см) и на 0,5—1,5 см уже клинка X в. Мечи XII в. стали тоньше, изменился и их дол. Для IX—X вв. он, как правило, занимает по ширине половину полосы, в конце X—XII вв. — одну треть, в XII—XIII вв. превращается в узкий желобок.

Романские мечи не отличаются таким богатством и нарядностью, как их предшественники — мечи эпохи Каролингов. В XII в. выработка клинков удешевляется: не встречается насечка серебром и золотом и орнаментация чернью по серебру. Довольно редко на рукоятях мечей XII—XIII вв. обнаруживается платировка серебром. Бронзовые навершия и перекрестья уступают место железным, вместе с этим все реже встречаются рельефные орнаменты. Навершие делается из одного куска металла. Все эти изменения наиболее отчетливо проявляются в новых типах романских мечей, возникших во второй половине XII — начале ХIII в. Появление этих мечей вызвано не только стремлением удешевить производство, но и обусловлено общим утяжелением рыцарского вооружения, усилением его защитных свойств. В истории домонгольского рубящего оружия известны мечи XII—XIII вв. очень длинные (до 120 см) и тяжелые (около 2 кг); и в этом они превосходят даже образцы IX—X вв. Перекрестье рыцарского меча XII—XIII вв. вытягивается в длину и достигает 18—20 см (обычная длина перекрестья предшествующего времени — 9—12 см).

Длинное перекрестье лучше предохраняло руку от скользящих вдоль лезвия ударов противника. Удлинение перекрестья свидетельствует о зачатках фехтовального искусства (расцвет которого был далеко впереди) и о появлении приема отражения мечом вражеского удара (раньше эту функцию выполнял щит). Обычное для конца X—XII вв. искривление перекрестья сменяется в XIII в. его прямолинейностью. Удобства для захвата рукой создавалось теперь не изогнутостью частей меча, а удлинением стержня рукояти с 9—10 см до 12 см и больше. Так возникли мечи с полуторными рукоятями, а затем и двуручные, позволявшие нанести более мощный удар. Клинком XII-XIII вв. могли колоть, но основным назначением меча вплоть до середины XIII в. по-прежнему оставалась рубка. В этом смысле боевая функция меча с X по ХIII в. изменилась немного. Достижение рыцарственного XII в. — тяжелый длинный меч — был прежде всего рубящим. Поиски оружия, проникающего сквозь самые плотные доспехи, приводят к созданию примерно в середине и второй половине XIII в. колющего клинка. Впервые укол мечом в бою («прободе») отмечен в Ипатьевской летописи под 1255 г. (в невоенных эпизодах укол мечом упомянут еще в 980 г. ). Преобразование клинка в сторону его заострения затронуло как старые, так и новые формы романских мечей. Развитие было длительным и в течение почти всего XIII в. рубящий клинок, по-видимому, сохраняет свое первенствующее значение. Таковы те общие изменения, которые можно заметить при сопоставлении средневековых мечей. 

В XII в. появляется выражение «мечи харалужные». Некоторые исследователи сопоставляли это слово с древневерхненемецким Karoling, с понятием «свет-пламя»,  но большинство переводило «харалуг» как булат, восточная сталь (т. е. металл, принимающий при полировке темный отлив). Однако в тюркских языках «харалуг» первоначально не означал сталь; «кара», «хара» значит чернота; для «луг» объяснение не было найдено. Впрочем, слово «кара» в сочетаниях (например, «кара-кум», «кара-су») не имеет ничего общего со значением «черный», а переводится как суша, земля. 292 Слово «кара» присутствует в названиях восточных булатных клинков: «каратабан», «карахоросан», но эти термины появились позднее XII—XIII вв. и, возможно, также имеют географический смысл. Очень вероятно предположение,  что слово «харалуг» происходит от «карлук», «харлук», «харлуж» — названия одного из тюркских племен Северного Афганистана, славившегося изготовлением стальных клинков. В источниках X—XII вв. это племя достаточно известно.

Обозначение средневековых, в особенности азиатских мечей по месту их изготовления было широко распространено. Но в данном случае встает вопрос, обозначало ли слово «харалуг» вообще стальные изделия (оно употреблялось также для копий и цепов) или только восточные, привозные. Зависимость русских мечей от восточных никак не прослеживается, поэтому можно, по-видимому, признать за названием «харалужные мечи» значение «производственного термина», заимствованного с Востока, но обозначавшего местные стальные изделия.

В течение всего домонгольского периода меч оставался характерным оружием феодальной знати  (на миниатюрах князь вооружен мечом, тогда как остальные воины едут с копьями), но без него, однако, немыслимо представить себе дружинную «сечу» и преследование. Мечом были вооружены не только всадники, но и пехотинцы (вероятно, состоятельные). Развитие феодальной организации выдвинуло меч в качестве важнейшего военного и государственного символа: «Князь бо не туне мечь носить, в месть злодеем, а в похвалу добро творящим» (Лаврентьевская летопись 1212 г.).  Меч воплощал власть князя. Роман Галицкий горделиво и воинственно говорил о своем мече папскому послу: «имею мой от Бога данный, и доколе есть при бедре моей, не имею нужды иначей покупать, токмо кровию, как отцы наши и деды распространили и умножили землю Русскую». На миниатюрах Радзивиловской летописи назначение удела, отправление вассала в поход, сдача города иллюстрируется передачей клинка. Во время переговоров, церемоний, при встречах, дома и в пути феодал неотступно носил меч, выставлял его на показ, опирался рукой, держал на плече. Меч был обязательной принадлежностью рыцарской обрядности (например, инвеститура и пострижение неизменно производились мечом). Мечник — чин судебной княжеской администрации — получил свое название от меча, карающего неправду. В военном обиходе «взаимать меч против» означало начинать войну, «заити мечом» — завоевать и т. д. Свое назначение важнейшего оружия воинов-профессионалов меч сохранит до тех пор, пока в развитом средневековье он не будет вытеснен саблей.

Источник