Дожденосные тучи, посылающие на землю
свои благодатные ливни, представлялись первобытному племени ариев
небесными источниками и колодцами: метафора эта так проста, так
естественна, что она невольно возникала в уме и вела к отождествлению
блуждающих в поднебесье облаков с земными ключами. Слово utsa — колодец
употребляется в Ведах для обозначения облака. Как вместилища
живительного, неиссякаемого дождя, который сколько ни проливается на
поля и нивы, но всегда собирается в новых испарениях, облачные источники
заключали в себе бессмертную, всёмолодящую влагу (амриту). Вместе с
этим скученные массы туч, объемлющих собою весь небесный свод, а потом и
самое небо, как широкая, беспредельная арена, по которой они постоянно
носятся, приняты были за великое хранилище вод и названы воздушным
(висящим над головами смертных) океаном — samudra; санскр. avisha —
океан и небо, ирл. aibheis — глубокое море и атмосфера. Праотцы
индоевропейских народов, за 5000 или за 6000 лет до настоящего времени,
жили в Центральной Азии между высокою цепью Гималая и боль¬шим
средиземным морем (Каспийским, которое в глубочайшей древности
распространялось гораздо далее на восток и соединялось с Аральским
озером), откуда впоследствии южные отрасли населения двинулись в Индию, а
северные потянули на северо-запад по направлению к Малой Азии и Европе.
Еще в первоначальной родине своей арии познакомились с кораблестроением
и мореплаванием и потому легко могли уподобить небо — морю, а ходячие
облака — плавающим по нем кораблям. Представления эти удержались и у
славян. Чехи до сих пор туман или мглу около месяца называют студенцом
(studankou).
В народных русских
заговорах «океан-море» означает небо, что очевидно из той обстановки, в
какой употребляется это выражение; так, в одном заговоре читаем:
«посреди окиан-моря выходила туча грозная с буйными ветрами, что ветрами
северными, подымалась метель со снегами».
Украинская
загадка выражается о солнце: «середь моря-моря (= неба) стоить червона
коморя». Под влиянием означенной метафоры и согласно с тем наглядным
впечатлением, по которому небесный свод представляется обнимающим землю,
родилось убеждение, что земля «утверждена на водах», что поверхность ее
есть большой круг и что ее со всех сторон обтекает кольцом пространный
океан. Так думали в Гомерово время греки, так думали и другие народы.
В стихе о голубиной книге
сказано: «океан-море всем морям мати: окинуло то море весь белый свет,
обошло то море окол всей земли, всей подвселенныя». У древних германцев
предание это сочеталось с представлением дожденосных туч (облачного
неба) в образе чудовищного змея; по свидетельству Эдды, Один бросил
великанскую змею, рожденную богом грозового пламени (Локи), и она упала в
море и обвила кольцом всю землю, кусая в страшной пасти свой
собственный хвост: имя змеи — Midhgardhsormr или Iörmungandr (ormr =
wurm — serpens, midhgardh — срединное обиталище смертных, то же что
iormungrund — terra).
Прибалтийские жители доныне убеждены, что солнце каждый день купается в
море и потому-то поутру восходит такое чистое и светлое; если день
бывает пасмурный, они говорят, что солнце мылось лениво.
У славян и литовцев солнце представлялось прекрасною богинею, которая
ездила по небесному своду в золотой колеснице; утружденная дневным
путешествием, запылённая земным прахом, она вечером погружалась в
морскую купальню и поутру снова являлась ясною, светлоликою, исполненною
свежих сил. По свидетельству литовской песни, две звезды Денница и
Вечерница, отождествляемые в преданиях с утренней и вечерней зорями,
прислуживали богине, и Вечерница подавала ей воду для омовения.
У украинцев существует
поговорка: «сонце ся в море купае». В народных русских сказках часто
выводится героиней дева-Зоря или восходящее Солнце; ее называют
Ненаглядной Красотою или царевною — золотой косой, непокрытой красой;
она живет в золотом царстве, на конце света белого — там, где ясное
солнышко из моря подымается, и сама плавает по морю в серебряной
лодочке, гребя золотым веслом.
Уподобляя небо всесветному
морю, предки наши не только в вечернем закате видели погружение солнца в
морские воды, но и ночные светила, исчезающие с рассветом дня, по их
мнению, скрывались в безднах океана. Сербы думают, что и солнце и месяц
каждые сутки купаются в море, чтобы не утратить своего блеска. До сих
пор употребительны выражения: луна выплывает из-за туч, месяц плывет по
небу и т.д.
Светло-голубое, блестящее небо
лежит за облаками, или за дождевым морем; чтобы достигнуть царства
солнца, луны и звезд, надо было переплывать воздушные воды. Таким
образом, это небесное царство представлялось воображению окруженным со
всех сторон водами, т. е. островом. С особенною наглядностию метафора
эта выступает в русских заговорах — там, где говорится о чудном острове
Буяне. Название «буян» (от слова буй), принятое позднее за собственное
имя, первоначально было не более как характеристический эпитет
баснословного острова; в некоторых уездах доныне вместо «Буян-остров»
произносят: «буевой остров». Буй служит синонимом слову яр, как это
видно из замены этих речений одного другим в Слове о полку Игореве; оба
слова совмещают в себе тождественные значения. Ярый, как объяснено выше,
заключает в себе понятия: весенний, горячий, пылкий, раздражительный,
страстный, плодородный, урожайный. Понятие весен¬него плодородия
заключается и в слове буй: глагол буять — вырастать, нежиться («он буял у
батюшки», или в народной песне: «деревцо кипарисо¬вое, где ты росло,
где буяло? Я росло на крутой горе, буяло против солнышка»); а
прилагательное буйный, когда говорят о нивах, лугах и лесах, служит для
обозначег ния, что травы и деревья растут высоко, густо и обещают
богатый урожай (буйный лес, буйные хлеба, буйные ягоды, чешск, буйна
пшенице, обили буйне) Вообще же буйный (буявый) употребляется в смысле:
дерзкий, наглый, неистовый (= яростный); буесть — удаль, отвага, буйная
головушка — отважная, смелая, буйные ветры — бурные, стремительные,
буйная зима — резкая, студёная; болгары дают этот эпитет и огню (буен
оган).
«Остров буян» — поэтическое
название весеннего неба. Остров этот играет весьма важную роль в наших
народных преданиях; чародейное слово заговоров, обращенное к стихийным
божествам, обыкновенно начинается следующею формулою: «на море на
окиане, на острове на Буяне», без чего не сильно ни одно заклятие. На
острове Буяне сосредоточены все могучие силы весенних гроз, все
мифические олицетворения громов, ветров и бури; тут обретаются: и змея
всем змеям старшая, и вещий ворон, всем воронам старший брат, который
клюет огненного змея, и птица, всем птицам старшая и большая, с железным
носом и медными когтями (напоминающая собой чудесную Стратим-птицу,
всем птицам мать, что живет на океане-море и творит своими крыльями
бурные ветры), и пчелиная матка, всем маткам старшая, т. е. на острове
Буяне лежит громоносный змей, гнездится птица-буря и роятся
пчелы-молнии, посылающие на землю медовую влагу дождя. От них, по мнению
народа, как от небесных матерей, произошли и все земные гады, птицы и
насекомые. По свидетельству заговоров, на этом же острове восседают и
дева Зоря (= не только весеннее солнце, но и богиня-громовница), и Перун
«на море на окияне, на острове на Буяне гонит Перун в колеснице гром с
великим дождем». Сюда обращался древний славянин с своими мольбами,
упрашивая богов, победителей Зимы и создателей летнего плодородия,
исцелить его от ран и болезней, даровать ему воинскую доблесть, послать
счастие в любви, на охоте и в домашнем быту. Так как весеннее небо есть
хранилище теплых лучей солнца и живой воды, которые дают земле
плодородие, одевают ее роскошною зеленью и цветами и водворяют на ней
новую счастливую жизнь, то фантазия сочетала с ним представление о рае
или благодатном царстве вечного лета.
По русским поверьям, кукушка и
сизая галочка хранят у себя райские ключи или ключи от вырия; с их
прилетом пробужденный Перун отпирает небо и низводит на землю
плодотворное семя дождя, откуда возник миф о семенах, приносимых из
райской страны на крыльях весенних ветров и рассеиваемых по всей земле. И
комары осенней порою уносятся ветрами на теплые моря, а весною снова
приносятся на Русь. Райская страна, как представление, снятое с весенней
природы, роскошно убранной в зелень и цветы и озаренной яркими лучами
солнца, изображалась вечно зеленым садом с золотыми и серебряными
плодами или вечно цветущим лугом. Слова рай, лит. rojus, греч.
παράδεισος , лат. paradisus, фр. paradis, исп. parayso — всюду служат
для обозначения сада, и многие живописные, цветущие местности в немецких
и славянских землях получили названия рая, парадиза. Словаки и хорутане
рассказывают, что рай есть чудесный неувядаемый сад, находящийся во
владениях бога света, где праведных ожидает бесконечное наслаждение; по
свидетельству русских легенд, рай насажден у небесной криницы, «а над
тею крыныцею и скризь там такии разнии, прихорошии, пахнючии цвиткы та
ягоды, яблуки, хвыги, мындалы, розынкы (виноград) и всякая овощь, а
птыци так хороше спивають та щебечуть, щой сказаты не можно»
Народные заговоры, сохранившие
так много древнейших поэтических выражений, знают мифический
алатырь-камень и ставят его в тесной, неразрывной связи с
Буяном-островом. Принимая в соображение объясненное нами значение этого
острова и общеарийское представление солнца драгоценным, огненным
камнем, мы убеждаемся, что алатырь-камень есть, собственно, метафора
ясного ве сеннего солнца. Лежит он на океане-море или на острове Буяне, и
обозначается постоянным эпитетом бел-горюч, т. е. плавает по воздушному
океану-небу, и хранится в райской области, в царстве вечного лета;
эпитет «бел-горюч» заменяется иногда выражением: кип-камень (от глагола
кипеть). На этом камне восседает красная дева Зоря: «на море = на
окиане, на острове на Буяне лежит бел-горюч камень алатырь; на том камне
сидит красная девица» и зашивает раны кровавые. О розовой пелене Зори,
расстилая которую богиня утра просветляет мир и призывает его к жизни,
заговор выражается: «твоя фата крепка, как горюч камень-алатырь»; о
самом же алатыре сказано: «под тем камнем сокрыта сила могучая, и силы
конца нет».
У
славян, наравне с другими индоевропейскими племенами, наибольшим
религиозным почетом пользуются родники (ключи, студенцы, криницы) и
реки, вытекающие из горных возвышенностей; им приписывается та же
святость и та же чудодейственная сила, что и дождю. Подобно дождевым
потокам, льющимся из облачных скал и гор, эти родники и реки пробиваются
из жил земли и расщелин обыкновенных гор, и то, что прежде соединяла
народная вера с первыми, впоследствии было перенесено на подземные и
нагорные ключи. Об этих источниках ходят в народе сказания, что они
явились из земных недр после удара в землю молнии, почему они и
называются громовыми, гремячими и святыми. Некоторые из них, по народным
преданиям, потекли от удара огненных стрел Перуна или из-под копыт его
богатырского коня - на подобные источники указывает и географическое
название Конь-колодезь, встречаемое в некоторых областях.
Громовые родники и святые
колодцы и озера во множестве известны по разным местностям, обитаемым
славянскими, литовскими и немецкими племенами. Так как дождь есть дар
небесных колодцев = летних туч, то, перенося это воззрение на земные
ключи, язычники издревле стали обращаться к этим последним с просьбами о
пролитии дождя — обычай, до сих пор удержавшийся в народных массах. В
любопытной вставке, сделанной древним переводчиком слова Григория
Богослова (XI век), сказано: «ов требоу створи (жертву при¬носит) на стоуденьци, джда искы (ища дождя) от него, забыв, яко Бог с небесе дждь дает»
Чехи в засушливые годы
ходят на поклонение к источникам и молятся о дожде. У кельтов было в
обычае почерпать воду из священных криниц и поли¬вать ею камни, из
которых сложен колодец, дабы небо одождило землю.
И славяне, и германцы с
обливанием водою соединяют мысль о вызове дождя.Для вызова дождя часто
прибегали к обряду хождения Додолы. Который заключался в выборе самой
девушки красивой из села, специальном ритуальном облачении и обливании
ее водой. После совершения этого обряда, по общему убеждению, непременно
будет дождь — если не в тот же день, то на следующий .
Под влиянием указанных нами воззрений воде были приписаны те же чудесные свойства, какие присвоялись весеннему дождю, а именно:
а) Сила плодородия.
В грозе древний человек видел брачный союз бога-громовника с облачною,
дожденосною девою, а в этом союзе — источник земных урожаев. Низводя
мифическое представление на землю, народ ставит возле князя (царя) Огня
княгиню (царицу) Воду; первый — символ небесного пламени (молнии),
вторая — дождя. Названия князь и княгиня, по первоначальному своему
значению, доселе удержавшемуся в простонародном обыкновении чествовать
этими именами жениха и невесту, прямо указывают на то супружеское
сочетание, в каком являлись поэтической фантазии огонь и вода. К
родникам и криницам, как уже было сказа¬но, издревле обращались с
мольбою о дожде: от них, следовательно, ожидали и про¬сили изобилия
плодов земных; крестные ходы на засеянные пашни и совершаемые там
общественные молебствия сопровождаются окроплением полей живою во¬дою.
Перед посевом крестьяне выходят поутру к студенцам, черпают ключевую
во¬ду и смачивают ею заготовленные семена; другие же смачивают зёрна
речною во¬дою в продолжение трех утренних зорь, с надеждою на
несомненный урожай. Эту плодородящую силу воды народное верование
распространяло и на человека, что свидетельствуется старинными
свадебными обрядами – так например холостые парни (Витебская область),
похищая девушек, объезжают с ними вокруг озера три раза, и этот обряд
считается за действительное вступление в брак. Между чехами сохраняется
поверье, что самый верный союз — тот, который заключается над колодцем.
b) Сила целебная, очистительная.
Как живая вода весенних дождей просветляет туманное небо, возрождает
природу и потому принимается за божественный напиток, прогоняющий
демонов, дарующий красоту, молодость, здоровье и крепость мышц, так те
же животворные свойства соединяют народные верования и вообще с водою —
тем более что она действительно обладает свойством освежать тело и
восстановлять утомленные силы. И огонь, и вода — стихии светлые, не
терпящие ничего нечистого: первый пожигает, а вторая смывает и топит
всякие напасти злых духов, к сонму которых причислялись в старину и
болезни. Рядом с окуриванием больного, перенесением его через пылающий
костер, высеканием искр над болячками и тому подобными средствами
народная медицина употребляет обливание водою, омовение, взбрызгиванье,
сопровождая все это заклятиями на болезнь, чтобы она покинула человека
или животное и удалилась в пустынные места. По преимуществу лечебные
свойства приписываются ключевой воде. Родники и колодцы, глубоко чтимые
за свою целительность, известны во всех славянских землях.
По
народному убеждению, вода их стягивает и заживляет раны; это большею
частию минеральные (горячие, соленые и кислые) источники, знакомые еще
римлянам. С целью лечить недуги омовением немецкие поселяне идут пред
восходом солнца и почерпают воду из трех бьющих ключей — в сосуд, перед
которым ставится возжженная свеча. В священный источник в лесу, где он
течет, никто не смеет срубить дерево или отломить ветку; воды его всегда
чисты, и что бы ни было в них брошено — тотчас же восстает непогода. В
Сербии, в первые дни после новолуния («на младу неделю»), ходят больные к
родникам, купаются в них и пьют воду .
На Руси от болезней,
приписываемых сглазу, рано на утренней зоре отправляются к ключу,
зачерпывают воду по течению, закрывают посудину и возвращаются домой
молча и не оглядываясь; потом кладут в принесенную воду один или три
горячих угля, частичку печины (печной глины), щепоть соли и взбрызгивают
ею больного или обливают его по два раза в сутки на зоре утренней и
вечерней, с приговором: «с гуся вода, с лебедя вода — с тебя худоба!»
Иногда дают больному испить этой воды, смачивают ею грудь против сердца и
затем все, что останется в чашке, выливают под притолку. В заговорах,
произносимых над водою, находим следующие указания:
«пошла я в чисто поле, взяла чашу брачную, почерпнула воды из загорного студенца»;
«звезды мои ясные! сойдите в чашу брачную, а в моей чаше вода из загорного студенца»;
«умываю я красну девицу (имярек) из загорного студенца ключевой водою, стираю я с красной девицы все узороки с призороками».
Целебная сила присвояется
воде, взятой из нагорного источника, как эмблеме дождя, ниспадающего из
горы-тучи; вода эта, по народному выражению, должна быть непитая,
неотведанная, ибо она назначается не для обычных нужд человека, а на
дело религиозное; черпают ее на утренней зоре, потому что утро =
метафора всеоживляющей весны: оно прогоняет демонов ночного мрака и воды
земных источников превращает в чудодейственную амриту; печина и горячие
уголья указывают на связь воды = дождя с огнем = молнией. Вместо
горячих угольев пользуются и другими символическими знамениями
бога-громовника. Так, от испуга взбрызгивают и окачивают водою, в
которой был выкупан петух — птица, посвященная Перуну и домашнему очагу
(Агни); нередко в воду, назначенную для омовения больного, кладут
громовую стрелку, в Украине на «Водохрещи» умываются от коросты водою, в
которую положена красная калина; сверх того, повсюду в обычае пить
наговорную воду и умываться ею с серебра и золота, т. е. погружая в чашу
серебряную монету или золотое кольцо: такое умыванье спасает от удара
молнии. Взамен громовой стрелки кашубы бросают в воду три раскаленные в
печи камня и потом три раза или трижды три (девять раз) обливают больное
место. Красная калина — эмблема Перуновой ветки, а серебро и золото —
блеска молниеносных стрел.
Целебная сила воды
преимущественно обнаруживается весною, когда реки и источники сбрасывают
с себя ледяные цепи, снег претворяется в скачущие по оврагам ручьи и
небо отпирает свои дождевые хранилища, словом, когда мир божий омывается
живою водою.
В дни солнечных
поворотов на Коляду и Купалу славяне-язычники чествовали творческие
подвиги дождящего и дарующего урожаи Перуна; при зимнем повороте он
возжигал светильник солнца, а в знойную пору летнего поворота погашал
его губительный жар в потоках дождя.Предание о живой воде небесных
колодцев, отпираемых молниями Перуна, было перенесено на земные
источники.
Вода как стихия, смывающая все нечистое, злое, демонское, вода, наравне с
огнем-просветителем, признана была за вернейшее средство внутреннего,
духовного очищения от грехов. Вот — основа тех священных «омовений»,
какие предписываются уставами почти всех древнейших религий. В гимнах
Вед вода призывается дать исцеление телу от болезней, а душе от язвы
грехов.
По нашим преданиям,
всякой мольбе, всякому обращению к божествам должно было предшествовать
омовение; заговоры обыкновенно начинаются этою формулою: «иду я раб
божий в чистое поле, становлюсь на восток красного солнца, умываюсь
росою или ключевой водою». Перед семейною трапезою, которая в отдаленной
древности совершалась при домашнем очаге и сопровождалась приношением
жертв родовым пенатам, крестьяне (преимущественно — староверы) умывают
руки и творят молитву; обычай этот соблюдается и между сербами.
с) Сила вещая. Живая
вода небесных колодцев = амрита, по сказаниям индоевропейских племен,
наделяет дарами высшей мудрости и предвидения. Упиваясь ею, боги и девы
судьбы ведают все прошедшее, настоящее, будущее и изрекают свои
непреложные приговоры, чему быть и не быть. От небесных родников,
текущих в царстве бессмертных владык, эта вещая сила была перенесена на
земные источники, и вместе с тем возникли гадания и суд богов водою.
Бог-громовник был карателем
злых демонов, людского нечестия и неправды; своими пламенными стрелами
он поражал грешников и обидчиков. Как бросатель молний, он был признан
владыкою огня; как низводитель дождей — владыкою земных вод. Вместе с
этим и огонь и вода получили в глазах язычников священный авторитет и
ничем не отразимую силу обличать и наказывать ложь. Потому отдаваться на
суд этих светлых, правдивых стихий представлялось им делом религиозного
долга и самым верным средством для раскрытия истины. Судебное испытание
огнем и водою составляет общее достояние не только арийских, но и
многих других народов .
Испытание горячим железом и
водою было в старину у всех славянских племен, и следы его даже доныне
сохраняются в Болгарии, Сербии и Далмации. По словам Вука Караджича:
если на кого-нибудь скажут, что он украл, а обвиняемый станет
отрекаться, то наливают полный котел горячей воды, кладут в него кусок
раскаленного железа или камень, и тот, кого заподозрили в воровстве,
должен засучить рукава и вынуть из воды железо или камень обеими руками;
если он прав — то ни за что не обожжется, в случае же действительного
участия его в воровстве — на руках будут обжоги .
Обоготворение
вод и поклонение им выразилось у славян в таких же образах и с теми же
характеристическими признаками, как и у прочих племен арийского
происхождения. Из свидетельства Прокопия узнаем, что славяне обожали
реки и нимф (= водяных дев), приносили им жертвы и по жертвам гадали о
будущем .
В древнеславянский перевод
Григория Богослова допущена была любопытная вставка о водопоклонении у
славян, из которой видно свидетельство о жертвах, приносимых студенцам с
мольбою о дожде; далее читаем: «ов рек богин нарицаеть, и зверь жив шь в ней яко бога нарицая, треб творить»
По свидетельству народных
былин, некоторые сильномогучие богатыри и их жены, умирая, разливались
широкими, славными реками. Расселяясь по Европе, славяне дали рекам те
древнейшие названия, вынесенные ими с Востока, которые изначала
употреблялись как нарицательные имена реки или воды вообще. Так,
названия: Сава, Драва, Одра (Одер), Ра, Упа, Ока, Дон, Дунай, Двина —
арийского происхождения и имеют в санскрите родственные себе формы и
корни с указанным общим значением: dhuni, dhûni (река) доселе удерживает
свой первоначальный смысл на Кавказе, где у осетинов формы дун и дон
означают всякую реку и воду; у славян же Дон перешло в собственное имя, а
форма дун с окончанием ав образовала: Дунав и потом Дунай. Слово Дунай,
служащее собственным именем известной реки, до сих пор употребляется и
как нарицательное для всяких больших и малых рек; примеры можно видеть в
галицких и польских песнях: «за реками за дунаями». Такие нарицательные
названия, придаваемые земным рекам, равным образом могли служить и для
обозначения водоносных туч.
Те и другие, как мы знаем, роднились в
мифических сказаниях народа, и верования, касавшиеся собственно небесных
потоков, были прикрепляемы к земным водам, на берегах которых обитало
племя. Пока предание владычествовало над всем строем жизни, локализация
мифов продолжалась при каждом новом переселении. Вот почему, согласно с
древнейшим представлением громоносных, дождевых туч мощными великанами
божественной породы, народный русский эпос олицетворяет знакомые ему
большие реки в виде богатырей старого времени; богатырь (от слова бог)
есть существо божественное и потому наделенное необычайными силами и
великанскими разме¬рами, приличными грозным стихиям природы. Как индийцы
признавали божеством Ганг, немцы — Рейн, так славяне соединяли божеские
свойства с Дунаем, Днепром, Западным и Южным Бугом и другими
значительными реками. Название Буг есть только особая форма слова бог,
чешск. bůh4, и в статейном списке XVII века вместо: «Буг-река»
встречаемся с формою: «Бог-река».
Таким
образом Вода была священым элементом для наших предков чистоты,целебной
силы и обладала волшебными свойствами. Предания о живой воде можно
найти во многих сказках и народных былинах.
По этнографическим материалам Афанасьева А. И.
Источник