В танцах, песнях, инструментальной музыке человек издавна утверждал право на жизнь. Наравне с другой деятельностью, наполняя мир звуками, он осваивал, творил и обновлял его. Не случайно у древних народов считалось, что мир зиждется на звуке (Музыкальная эстетика стран Востока. 1967. С. 118).


Свойственный тому или иному народу трудовой ритм, как правило, становился основой ритуального танцевального шага.
Восклицание, слово, пение с интонациями, укладывающиеся в этот ритм-шаг, приобретали магическую силу. Танцем и песней заклинали духов природы, от которых требовалось охранить человека, плоды его труда и сам ритм труда. Этот обычай вступил в новую эру, когда к голосу человека прибавились звуки музыкальных инструментов.
 

Самые ранние попытки специального изучения русских музыкальных инструментов относятся к первой половине XVIII в. Сначала иностранные авторы - Я. Штелин и М. Гутри (М. Гасри), позднее русский - С.А. Тучков описывают и осознанно различают инструменты сельских жителей и знатных горожан, отмечая в первых древние элементы. Во второй половине XIX в. В.Ф. Одоевский составляет программу изучения инструментальной музыки на основе памятников древнерусской письменности и изобразительного искусства. Осуществление этой программы с одновременной разработкой ряда научно-методических направлений на деле осуществлялось в конце XIX - начале XX в. в работах А.С. Фаминцына и Н.И. Привалова. С появлением средств фиксации музыки в нашем столетии стало возможным комплексное изучение инструментального фольклора, в чем выдающаяся заслуга принадлежит К.В. Квитке. Наконец, в число источников, обосновавших исследования недавних инструментоведов, в частности К.А. Верткова, были включены инструменты, найденные при археологических раскопках. Подробнее обо всем этом рассказал в своей работе А.А. Банин (Банин А,А„ 1986. С. 105-176).

Каждый инструмент рождался в присущих для него времени и среде, на определенный срок и для конкретной роли.
Опираясь на сведения письменных источников, музыкальные инструменты Древней Руси можно разделить на четыре группы: струнные (хордофоны) - гусли, смык-гудок; духовые (аэрофоны) - цевница, свирель, посвистель, волынка, козица, сопель, сурна, дуда, труба, рог; ударные (мембранофоны) - бубны; самозвучащие -бряцало, варган, звонец. Особую группу составляют сезонные инструменты. Они не выявляются ни в устных, ни в письменных источниках отчасти из-за путаницы в названиях. Их не находят и при раскопках, так как изготовлялись они из недолговечных материалов - соломы, древесной коры, стволов болотных растений. Вероятно, некоторые из них, посезонно обновляясь, дожили в сельском быту до наших дней.

С официальным принятием на Руси христианства игра на музыкальных инструментах была осуждена церковью как наследие язычества. Однако в сознании народа инструменты издавна составляли неотделимую часть жизни. Мир инструментальных звуков переходил из праздника в будни. Среди "гудебных сосудов", при всей их взаимозаменяемости, с большей или меньшей условностью выделяются охотничьи, пастушеские, культовые, ратные, мирские, детские; некоторые из них играли роль своеобразных оберегов. Искусство "гудцов" одобрялось всеми слоями средневекового общества: от трудящихся низов до княжеского двора. Поэтому искоренение на Руси мирской музыки длилось около семи веков.

Сведения о музыкальной культуре Руси традиционно извлекались из различных жанров устного народного творчества, из сохранившихся памятников письменности, изобразительного искусства (Беляев В.М., 1951. С. 492-509). Новые материалы дала археология. Предметы, связанные с музыкальным миром Древней Руси, археологи находят в различных городах. Подавляющее их большинство обнаружено в последние три десятилетия в Новгороде. Это произведения прикладного искусства с изображениями музыкантов и обломки самих инструментов.

Рассмотрим последовательно четыре основные группы музыкальных инструментов Древней Руси.

Группа I. Струнные инструменты. Многострунные щипковые инструменты очень любили на Руси. Их часто изображали на бытовых вещах и даже в монументальном искусстве, о них есть упоминания в литературных произведениях. Даже на мелких предметах они изображались так тщательно, что мы можем судить об их устройстве (табл. 107, 22-25; табл. 108, 14, 16).

Так, в Новогрудке, в слое первой половины XII в., на полу богатого дома найдена копоушка из оленьего рога с навершием в виде музыканта, играющего на трех- или пятиструнном щипковом инструменте (табл. 108, 75; Гуревич Ф.Д., 1965. С. 276). Очень похожий инструмент мы видим в руках царя Давида на рельефе церкви Покрова на Нерли - 1165 г., а также у Давида-пастыря в Киевской псалтири XIV в. В указанной книге говорится о сотворении Давидом инструмента - псалтиря (ГПБ. ОЛДП 6. Л. 204, об. - 205). Псалтирь упомянут в более раннем русском памятнике - "Слово Даниила Заточника" XII в.: "Въструбимх, яко во златокованыя трубы, в разумъ ума своего и начнемъ бити в сребреныя арганы возвитие мудрости своеа. Въстани слава моя, въстани въ пасалтыри и в гуслех" (ПЛДР, 1980. С. 388). Самое раннее письменное свидетельство игры на гуслях имеется в "Житии Феодосия Печерского" - XI в. (ПЛДР, 1978. С. 380). Здесь же узнаем и об обычае ансамблевой игры в палатах Святослава Ярославича. Возможно, на струнном щипковом инструменте играет музыкант, изображенный на обруче из ГИМ (табл. 107, 23). Переводчики духовной литературы нередко древнееврейское "псалтирь" передавали славянским словом "гусли", что позволяет нам в какой-то мере отождествлять эти инструменты.

Одна из разновидностей гуслей, условно называемых шлемовидными (Верткое К.А., 1972. С. 275), запечатлена на новгородском изразце XV в., а также на свинцовой накладке, случайно найденной в Новгороде (табл. 1, 13, 17). Аналогии таким гуслям имеются во многих рукописных книгах, наиболее ранняя - в Новгородской Симоновской псалтири рубежа XIII-XIV вв. (Попова О.С., 1980. С. 43). Корпус этого инструмента обычно имел шлемовидные очертания с прямым или вогнутым основанием. Он снабжался параллельно расположенными струнами, которые одним концом крепились к изогнутой планке-струнодержателю, а другим - к вращающимся колкам, "шпенькам". Положение его при игре было основанием вниз. Играли перстами.

Гусли шлемовидные, особенно с вогнутым основанием, воплотили в себе прототип лукообразной арфы, а если учесть встречающиеся на миниатюрах образцы треугольной формы и западноевропейских псалтирионов, то в истоках их становления усматривается и псалтирь. Шлемовидные гусли можно признать для средневековья одним из общеевропейских музыкальных орудий. Это, с одной стороны, инструмент благородный, достойный славить богатырей, князей, он способствовал формированию светской профессиональной традиции музицирования, представителями которой на Руси были дружинные певцы и "походные" скоморохи. С другой стороны, это "крестьянскы суть гусли, а прекрасная доброгласная псалтыря; еюже присно должни есмы веселитися" (Келдыш Ю.В., 1983. С. 69). Это и "сосуд", достойный хвалить бога. Он указывает на связь с библейской музыкальной традицией. Последняя в зарождении также была двупланова. Отсюда и двойственность отношения самой церкви к инструментальной музыке. Вот почему тексты книг духовного содержания нередко сопровождались изображениями гудцов (заметим, исключительно со шлемовидными гуслями), одетых в платья скоморохов. Среди них некоторые совмещают в себе образы Давида-царя и древнерусского скомороха (Розов Н.Н., 1968. С. 89,91).

Другая разновидность гуслей изображена на двух браслетах - из Киевского и Старорязанского кладов: музыканты в скоморошьих платьях и шутовских колпаках играют на инструментах, сходные образцы которых имеются в этнографических собраниях музеев Прибалтики и России (табл. 108,14,16). Изобразив в 1795 г. такой инструмент в "Диссертациях о русских древностях", Матиас Гутри назвал его гуслями (Верткое К.А., 1975. С. 278). Ныне они классифицированы как гусли крыловидные (Верткое К.А., 1972. С. 275). Кроме названных браслетов, не известно иных древностей с изображением такого типа гуслей. Они снабжены в одном случае четырьмя струнами, в другом - пятью. Положение их при игре - длинными, большими струнами от гусляра. Точными штрихами резца воплощено на браслетах вдохновенное настроение скоморохов; от них оно передавалось другим участникам ритуальных сцен (Рыбаков Б.А., 1971).

Шлемовидные гусли, по мнению К.А. Верткова, как более совершенные, были принадлежностью профессиональных музыкантов, а рядовые обыватели играли на малострунных и примитивных по конструкции крыловидных гуслях (Верткое К.А., 1975. С. 76).

Серебряные браслеты-обручи заставляют иначе оценивать как значение в русском быту крыловидных гуслей, так и миссию скоморохов, профессионализм которых выражался в первую очередь в безупречном владении опытом народного праздничного (культового) музицирования. Мы не видим к крыловидным гуслям пренебрежения как к инструменту несовершенному ни со стороны занимающих в праздничных сценах центральное положение гудцов, ни со стороны тех боярынь и княгинь — владелиц браслетов, для которых они были изготовлены. Браслеты - это ритуальные украшения, и, как считает Б.А. Рыбаков, их магически-охранительное значение заложено в орнаментальных мотивах (Рыбаков Б.А., 1971. С. 116), мы же добавим, и в озвученности, какую им придают изображения музыкантов. Отсюда возникает сложное представление об импровизационных тенденциях в искусстве скоморохов, о характере имевшего место в аристократической среде музыкального профессионализма с сугубо эстетическим уклоном, отчасти воспринятым, вероятно от Византии.

Изображение плясуньи и скомороха с гуслями на обруче из Старой Рязани XII-XIII вв.
Итак, в распоряжении скоморохов были оба типа гуслей - шлемовидные и крыловидные. Представление об их устройстве дают находки археологов.

В Новгороде обнаружено 14 гуслей в виде фрагментов и отдельных деталей, несомненно принадлежавших гуслям: 13 относятся к гуслям крыловидным, одни - к гуслям шлемовидным.

Первым инструментом, со звуковыми и игровыми возможностями которого мы познакомились в 1978 г., были пятиструнные гусли середины XI в., найденные в 1975 г. на Троицком раскопе (табл. 108, 1). На одном из их обломков вырезана надпись "СЛОВИША". Предполагается, что это имя древнего гудца - владельца и мастера гуслей (Колчин Б.А., 1978. С. 363). Длина корпуса, сделанного из сосны, - 84 см. Поверх долбленого корытца приклеивалась дубовая полочка толщиной 3-4 мм. Она лишена обычного для современных струнных инструментов так называемого резонаторного отверстия -"голосника". Практические проверки показали, что в подобных гуслях наличие отверстий, образующих определенный узор, на качестве звука принципиально не отражается и что причина их появления на поздних традиционных гуслях XVIII-XIX вв. объясняется в первую очередь не требованиями акустики, а мифологическими представлениями, связанными с самим узором. Полочка выстругивалась из массивного бруска вместе с расположенными в нижней ее части стойками, "ушками" струнодержателя. В ушках сохранился сломанный посередине деревянный штырь; к нему крепились струны. Струны могли быть из конского волоса, жильные (кишечные) или из цветного металла. Металлическими - "золотыми" или "золочеными" - струнами снабжены эпические гусли. Золочеными выглядят находимые в слоях древнего Новгорода обрывки или мотки латунной и бронзовой проволоки. Найден также обрывок проволоки из золотого сплава, которая по своим качествам могла использоваться как струна. Настраивали струны при помощи вращающихся шпеньков, расположенных в верхней части гуслей, условно называемой окрылком. В окрылке - сквозной вырез, "окно"; через него при игре касались струн с тыльной стороны гуслей.

Гусли с игровым окном, согласно принципу их звукообразования, устройству струнодержателя и внешним очертаниям, относятся к одной из разновидностей крыловидных. Из шести свидетельств их бытования с начала XI до середины XIII в. самое раннее обнаружено в 1985 г. в коллекции неклассифицированных деревянных предметов из раскопок в Новгороде. Это фрагмент окрылка с тремя отверстиями для шпеньков, изготовлен из можжевельника, найден в 1970 г. на Михайловском раскопе и датирован первой четвертью XI в.

Другой обломок гуслей - из ели - также найден в слое XI в. на Нутном раскопе. В нем сохранилось одно отверстие для шпенька, часть игрового окна и фрагмент долбленого корытца.

Еловый корпус шестиструнных гуселек с резными изображениями зверей и замысловатой формы игровым окном найден на Тихвинском раскопе, в слое первой половины XII в. (табл. 108, 2).

Три обломка соснового корпуса больших гуслей, попавших в землю в 40-60-х годах XIII в., найдены на Неревском раскопе (табл. 108, 4). По мнению Б.А. Колчина, они имели девять струн. Однако, как показывает чертеж, едва ли следует полностью отвергать их восьмиструнный вариант.

Два последних инструмента, в частности их полочки, восстановлены по аналогии с гуслями "СЛОВИШИ". Правильность реконструкции подтвердилась, когда в 1984 г. на Троицком раскопе нашли обломки маленьких гуслей, бытовавших на рубеже XII—XIII вв. (табл. 108,3). Среди обломков — полочка. Она без голосника и выстругана вместе со струнодержателем из цельного бруска. Новое в этом инструменте то, что он был семиструнный, корпус березовый, а полочка из сосны. При реконструкции выяснилось также, что в корпусе для закрепления в нем полочки был отобран фалец (паз) по всем четырем кромкам корытца; у других гуслей фалец отбирался лишь в верхней и нижней частях корпуса. Давно замечено конструктивное и типологическое сходство между древними гуслями Новгорода и гуслями, найденными на территории современной Польши, в Ополе, в слое XI в., и Гданьске, в слое XIII в. (Jazdzewski К., 1966). Наши работы по реконструкции тех и других обнаружили также и общность столярно-ремесленных способов изготовления гуслей. Следовательно, польские и новгородские гусли с игровым окном возникли под воздействием единой школы строительства "гудебных сосудов".

Прямых аналогий перечисленным гуслям в источниках изобразительного характера нет. Лирообразный инструмент на миниатюре из Новгородской Симоновской псалтири рубежа XIII-XIV вв. (Финдейзен Я., 1928, фронтиспис) лишь смутно напоминает наши находки. Правда, остается очевидным вертикальное положение инструмента при игре, приемлемое для гуслей с игровым окном. В ином положении держат инструмент гудцы на створках известных браслетов: у них другая разновидность крыловидных гуслей.

Гусли, не имеющие игрового окна, группируются в слоях XIV-XV вв. Если учесть, что ювелиры конца XII в. - авторы упомянутых браслетов - были очевидцами таких гуслей в жизни, то следует констатировать факт параллельного бытования обеих разновидностей крыловидных гуслей по меньшей мере с конца XII в. до 40-60-х годов XIII в.

Достоверно восстановлены двое гуслей без игрового окна, найденные на Неревском раскопе в 1955 г. Одни -из слоя 70-х годов XIV в. (табл. 108, 5). На обломке их корпуса, выдолбленного из ели, уцелели три колковых отверстия. Другие - из слоя рубежа XIV-XV вв. имели пять колковых отверстий (табл. 108, 6). Снизу, по бокам, и сверху, на окрылке, они были украшены резными солнечными и другими геометрическими знаками. Они очень маленькие, длиной 36-37 см. Характерна их нижняя заостренная часть. Обломок подобных по форме гуслей, сделанных в XV в. из можжевельника, найден в 1984 г. на Троицком раскопе.

Не исключено, что полочки таких гуслей могли быть украшены прорезными узорами, как, например, это сделано на гудочке середины XIV в.; в верхней части его резонатора расположена не влияющая на качество звука розетка из шести отверстий (табл. 107, 5). Однако подобная деталь исключительна. Даже в специальном труде 1795 г. Матиас Гутри изображает русские гусли (крыловидные) без каких-либо отверстий.

Струнодержатель на восстановленных гуслях - съемный, сделан по археологическим образцам. В слоях XIV-XV вв. обнаружены ушки струнодержателя, "утицы", по одному экземпляру от двоих разных гуслей (табл. 108, 11, 12). На стыке окрылка и полочки у первого имеется прямоугольный "крепежный" выступ, у второго - соответствующий вырез; приспособление способствовало устойчивости полочки при оклейке гуслей. С указанным выступом найден обломок незаконченных гуслей из можжевельника; в их окрылке не просверлены колковые отверстия. С двумя крепежными выступами были еловые гусли, в найденном фрагменте которых имеется три колковых отверстия (табл. 108, 7). В этом инструменте, помимо прочего, чертеж позволяет продлить линию колковых отверстий от трех до пяти. Вообще, пока еще не найдено свидетельств, говорящих о бытовании в Новгороде гуслей с числом струн меньше пяти.

Крыловидные гусли, по мнению Б.А. Колчина, были распространены не только в Новгороде, но и на юге Руси. При этом он ссылается на находки пластинчатых браслетов с изображениями гусляров и на их производство в XII в. в Киевской земле: "в Восточную Европу и в северные ее районы гусли пришли с юга вместе со славянами" (Колчин Б.А., 1979. С. 180). Вопросы истории формирования, этнической принадлежности и географического распространения в древности крыловидных гуслей находятся в стадии изучения.

Производство где-либо браслетов с награвированными гудцами еще не говорит о местной гусельной традиции. Вместе с тем естественно предполагать, что "походные" скоморохи выносили инструменты за границы их традиционного бытования. Ареал крыловидных гуслей XIX-XX вв. почти совпадает с территорией древних кривичей и словен (Тынурист И.В., 1977. С. 28), которые соседствовали с балтским и финно-угорским населением - носителем обычая игры на конструктивно таком же инструменте. Учитывая это обстоятельство, а также не зная как выглядели струнные инструменты указанных народов до XI в., следует предположить, что гусли с игровым окном, воплотившие в себе известные черты лирообразных инструментов и обладающие неповторимым в мировом инструментарии струнодержателем, сформировались в обстановке этнокультурных взаимовлияний среди финно-угорских, балтских и славянских племен, населявших прибалтийский регион. Несколько позже, согласно данным раскопок, постепенно исчезает в гуслях игровое окно, и в быту утверждается их известный по этнографическим собраниям облик.

Практика реконструкции музыкальных инструментов привела к осмыслению каждой их конструктивной детали. Это дало возможность связать отдельные, иногда незначительные их части, находимые в культурном слое, с определенным инструментом. Так, в 1958 г. на Неревском раскопе, в слое XIV в., была обнаружена тонкая дубовая дощечка - полочка со следами приклеивания к корпусу инструмента. Кроме этого, на ней сохранились следы от некогда приклеенной к ней планки-струнодержателя. По аналогии с гуслями с надписью "СЛОВИША" и с другими восстановленными образцами было установлено, что находка 1958 г. - обломок полочки шлемовидных гуслей (табл. 108, 8). В итоге выявлен общий контур таких гуслей с вогнутым основанием. Других свидетельств о гуслях этого типа пока нет.

Результаты проводимой нами реконструкторской работы подтолкнули фольклористов к поиску в сельском быту свидетельств игры на крыловидных гуслях, гудках, других инструментах. Экспедиции в Псковскую область, руководимые A.M. Мехнецовым, увенчались открытием очагов инструментальной музыкальной традиции (Материалы фольклорных экспедиций ЛОЛГК 1982-1984 гг.). Не забытые русским населением архаичные плясовые наигрыши на разных инструментах, в том числе на гуслях, конструктивно восходящих к восстановленному нами прототипу, позволяют осуществить намеченную программу полной реконструкции археологических инструментов. На них удается воспроизвести с соблюдением обоснованных способов игры некоторые типы древних народных наигрышей.

Псковские гусляры настраивают гусли в диатонической последовательности с квартовым интервалом к нижней, басовой струне. В разных районах известны два основных способа игры, когда пальцами правой руки так или иначе бряцают по всем или отдельным струнам, при этом положение левой руки разное. При одном способе пальцы становят сверху на струны, поочередно заглушая часть их, одновременно этими же пальцами цепляют струны, заставляя их звучать. При другом способе три пальца располагают между струн, глуша поочередно то верхние, то нижние, и лишь в редких случаях, помимо этого, цепляют струны. Второй по сути способ был известен в прошлом веке Трофиму Ананьеву (Фаминцын А.С., 1890. С. 71). Другой популярный в Древней Руси струнный инструмент - смык-гудок. Звук этого инструмента извлекался при помощи смычка. Среди археологических предметов прикладного искусства нет ни одного, который бы изображал гудок. Исполнитель на нем - "гудочник" впервые упомянут в 1588 г. в "приправочных книгах" г. Тулы (Финдейзен Н., 1928. Т. 1. С. 152). Раньше (начиная с 1068 г.) в письменных источниках "смыки" фигурировали как инструменты, а "смычькъ" как исполнитель. "Гудение лучцом" упоминается в списке "Кормчей книги" второй половины XIII в. (Кормчая книга, 1912). На этом основании предполагались различия между смыком и гудком (Ямпольский И., 1951. С. 10-14). Найденные в Новгороде смычковые инструменты Л. Гинзбург хронологически причислил к типу смыков (Гинзбург Л., 1971. С. 41^42). Между тем в последнее время в ряде трудов за ними утвердилось название "гудки". Этому способствует то, что в памяти народа - былинах, песнях, пословицах - запечатлен именно гудок. Достойно внимания почти полное совпадение этого названия с болгарской "гъдулкой", гудулкой. Наконец, конструктивные и исполнительные данные восстановленных археологических инструментов (в древности, очевидно, называвшихся смыками) подтверждают их полное сходство как с гудулкой, так и с гудком, упоминаемым в документах XVIII-XIX вв.

Древнейший смык-гудок изображен на фреске XV в. в ц. Успения в с. Мелетове близ Пскова. "Антъ скоморох" на трех его струнах "лучцом скриплет", держит его в вертикальном, что характерно для славянской традиции, положении и касается левой рукой струн около шпеньков (Розов Н.Н., 1968. С. 86). Корпус гудка имеет боковые выемки, но лишен голосников, что в данном случае представляется неожиданным. В сущности, он, претерпев некоторую модернизацию, подобен гудкам, раскопанным в Новгороде.

В более полном виде найден гудочек первой половины XIV в. (табл. 107,5). Его корпус имеет долбленое корытце, головку с тремя колковыми отверстиями, в нижней его части расположено отверстие для крепления струнодержателя. Соответствующее отверстие есть в другой детали гудка - полочке, в центре которой прорезаны два сегментовидных голосника, вверху - узор, знак из шести отверстий, еще одно отверстие пониже голосников условно намечает место "кобылки", подставки под струны, - условно, ибо, как показала практика, последняя могла передвигаться. На наличие в гудке любой разновидности душки, упирающейся в дно корытца, пока ничто не указывает. Это один из меньших гудков, его длина 30 см.

При неизменном конструктивном назначении струнодержателя, его форма и способ крепления были различны. В рассмотренном гудочке использовалось сквозное отверстие, в котором закреплялась кожаная или жильная петля; к ней привязывали струны. В другом случае струны могли крепить к металлическому гвоздю (табл. 107, 4). В третьем - петля обхватывала выступ, образованный полочкой (табл. 107,2) или корпусом (табл. 107, 7). Обязательная деталь трех найденных при раскопках полочек — голосники. Головки гудков могли быть украшены резным орнаментом (табл. 107,2), в них, помимо трех колковых отверстий, иногда прорезали четвертое; в него вдевали шнурочек для подвешивания (табл. 107, 3).

Большинство гудков делали из ели. Но имеется также по одному образцу из можжевельника, клена и даже, как определила С.Ю. Казанская, из хвойной породы неместного произрастания (табл. 107, 7). В связи с последним возникает вопрос, местного ли он изготовления. Его обломок в группе лучковых - древнейший, середины XI в. Был ли он идентичен реконструированным гудкам? Несколько загадочен и обломок верхней части инструмента из клена середины XII в.: форма его головки необычна. Все это не лишает нас права на поиск различий среди лучковых.

Находки дают представление о стадиях изготовления гудков. Две заготовки со следами начальной обработки найдены в слоях начала XIV в. и рубежа XIV-XV вв. Они несколько крупнее предыдущих (табл. 107, 6).

Лучка, или, по-былинному, "погудальца", пока не нашли. Его легко реконструировать по многочисленным изображениям и этнографическим образцам. Тетива лучка - изогнутого древка - традиционно изготовлялась из конского волоса. Любопытное подтверждение этому находим в Рашском списке славянской Кормчей книги 1305 г. Здесь "лучецъ" и "власънъ" - синонимы (Щапов Я.Н., 1984. С. 168). Судя по грубоватой выделке некоторых находок (табл. 107, 4) гудки делали подростки. Значит, они же и музицировали.

Под пучком конских волос, натертых сосновой смолой, гудели одновременно три жильные (кишечные) струны. Они располагались на кобылке в относительно единой плоскости. По данным XVIII в., одна струна была мелодическая, две другие, настроенные к ней в квинту, а между собой в октаву, выполняли роль бурдона -постоянного звука, на фоне которого извлекалась мелодия (Верткое К.А., 1975. С. 267, 279). Как в гудках, так и в гуслях струны настраивали при помощи вращающихся деревянных шпеньков, колков. В Новгороде их найдено 15. Конструктивно они одинаковы; гусельные от гудочных не отличаются. Стержень с лопаткообразным завершением вплотную подгонялся к отверстиям головки гудка или гусельного окрылка от тыльной его стороны. Выступающий с лицевой стороны шпенек при помощи ножа раскалывали, кололи (отсюда второе название). В образовавшейся щели зажимался конец струны, после чего вращением шпенька струну настраивали. Найдены еловые и можжевеловые шпеньки диаметром от 5 до 7 мм, простые и конструктивные по форме (табл. 108, 9), редко с декоративными элементами (табл. 108, 10).

Обращает на себя внимание конструктивный лаконизм всех найденных инструментов, рассмотренных выше. Наиболее сложные из них - гусли и гудок-смык состояли из двух основных склеивавшихся между собой деревянных деталей - долбленого корпуса (сосуда) с отверстиями в верхней его части (окрылке или головке) для вращающихся колков (шпеньков) и тонкой крышки, полочки (деки), в нижней части которой располагался струнодержатель.

Группа II. Духовые инструменты. Исследователи древнерусской музыки отмечают, что названия духовых инструментов в письменных источниках отличаются наибольшей неясностью из-за многообразия их наименований в древности (Беляев В.М., 1951. С. 494, 495).

Древнейшее на Руси изображение волынки, дуды, точнее, козицы - духового язычкового инструмента, снабженного мехом для нагнетания воздуха и завершающегося козлиной головой, представлено на литейной форме второй половины XII - первой трети ХIII в. Форма происходит из Серенска (табл. 107, 22; Никольская Т.Н., 1968. С. 115).

Персонажи на упомянутом браслете из Старорязанского клада составляют ансамбль, хор. С одного бока от гусляра - плясунья с маской, "харей", с другого - музыкант-"сопец", держащий в руках дуду, сопель (табл. 108, 16). О незаурядной роли сопца говорится в "Житии Нифонта Константиноградского" - XII-XIII вв. "И се обретеся чловек скача с сопельми. И идяще с нимъ множъство народа. И послоушахоу его" (Вертков К.А., 1975. С. 244). Очевидно, что это не просто увеселитель: это вождь ритуальных игриц, жрец. До открытия в 1967 г. Старорязанского клада древнейшими считались изображения сопели на миниатюрах Радзивилловской летописи XV в.

Первое письменное упоминание дуды отмечено в "Повести о трех королях-волхвах" XV в. (Назина И.Д., 1979. С. 115). Известны также изображения волынки на миниатюрах в Новгородской Симоновской псалтири рубежа XIII-XIV вв. и в Радзивилловской летописи XV в. В первом случае различимы мех из пузыря и присоединенный к нему воловий (?) рог (Финдейзен Н., 1928. Т. 1 фронтиспис). Во втором - на миниатюре "Игрища славян-вятичей" инструмент состоит из раструба, меха-пузыря и трубки для нагнетания воздуха (БАН. 34, 5. 30. Л. 6 об.).

Из духовых деревянных инструментов в Новгороде раскопаны три сопели - в слоях конца XI в., середины XII в. и начале XV в. Первая имела четыре игровых отверстия, вторая - пять, последняя - три (Колчин Б.А., 1980. С. 68). Восстановлены две сопели - XV в. из раскопок 1955 г. на Неревском конце (XI в.) и найденная на Ильинском раскопе в 1964 г. (табл. 107, 7', 8). Сопели сделаны из веток или стволиков, первая - из ясеня, вторая, судя по документальной фотографии, - из ивы (на стволе видна характерная для ивы неразвившаяся почка). Стволики названных деревьев имеют ярко выраженный сердцевидный ход. Он выполняет роль осевой направляющей при сверлении заготовок буравом. Предполагая данный способ изготовления дудки, цевки, мы аргументируем его тем, что стенки оригиналов относительно их наружного диаметра очень тонки: иной результат получается при полевом, пастушеском способе выкрутки сердцевины (Назина И.Д., 1979. С. 65). Кроме того, по отношению к сопели XV в. пастушеский способ изготовления исключается наличием на ней сучков.

Сельские мастера с особой ответственностью изготовляют свистковое приспособление. От точного попадания струи воздуха на срез "оконца" зависят чистота и цельность звукового строя сопели. По традиции в разных местностях дудки перед игрой смачивают, это способствует их яркому звучанию. В реконструированных сопелях строго учтены деформации, полученные оригиналами, когда они были в земле.

Впервые в отечественной реставрационной практике восстановлены звуковые интервальные соотношения двух древнерусских музыкальных орудий. При комбинированном перекрывании игровых отверстий на сопелях XI и XV вв. получаем следующую очередность звуков. Стрелками указаны звуки, каждый из которых в отличие от предыдущего извлекается не меняя расположения пальцев с несколько усиленным вдуванием. Кроме того, оба инструмента позволяют при игре закрывать до половины выходное отверстие игрового ствола, в итоге в первом звукоряде может прибавиться чистое "ФА", во втором "СОЛЬ". В нижнем регистре звучание сопелей негромкое, но полное по тембру, в верхнем - пронзительно яркое.


Древние новгородские сопели по звукообразовательному устройству идентичны современным свистковым -пыжатке, сопилке, дудке. Но отождествлять по звуковым свойствам невозможно. Короткий с большим диаметром ствол и порядок в расположении на нем малого числа игровых отверстий показывают конструктивные особенности новгородских сопелей. (Этот факт указывает на специфику понятия конструкции духовых свистковых. Все они действуют по единому принципу звукообразования, однако варьирование соотношений длины и диаметра ствола и размещение на нем в различном порядке игровых отверстий дало в мире множество отличающихся по строю и возможностям инструментов.) Их следует рассматривать не как свидетельство предшествующего этапа в развитии известных ныне сопелей с шестью игровыми отверстиями, а как достояние локальной инструментальной традиции, следы которой (быть может, пока еще не поздно) достойны этнографических поисков в северо-западных районах.

Духовые инструменты наряду с деревянными изготовлялись из кости. Истоки такого обычая, наверно, следует связывать с бытом охотничьих племен. Найденная в Волковыске птичья трубчатая кость с тремя отверстиями на лицевой и одним на тыльной стороне, по мнению Я.Г. Зверуго, была в ХIII в. музыкальным орудием (Зверуго Я.Г., 1975. С. 55). Ввиду утраты следов звукообразовательного устройства инструмент не восстановим.

В 1872-1873 гг. Д. Самоквасовым при раскопках кургана Черная могила в Чернигове были найдены два турьих рога X в. с серебряной оковкой, позолотой и чеканкой, длиной 54 и 67 см. У обоих утрачены вершины, в связи с чем у исследователей возникли различные мнения относительно их назначения, что это — музыкальные инструменты (Финдейзен Н., 1928. С. 27; Келдыш Ю.В., 1983. С. 43) или же сосуды для питья (Рыбаков Б.А., 1949. С. 45)? Мы признаем вывод Б.А. Рыбакова в превосходной степени аргументированным. Вместе с тем, опираясь на миниатюрные изображения, на упоминания в устных и письменных источниках, музыковеды имеют право надеяться, что, кроме турьих рогов-ритонов, в Древней Руси бытовали и турьи рога оригинального назначения - пастушеские, охотничьи, ратные. И при постановке задачи их реконструкции исключительную роль играют именно рога-ритоны из Черной могилы. Как у рогов для питья, так и у рогов для извлечения звука форма, размеры и даже символические украшения были, вероятно, одинаковы. Различие могло быть лишь в завершениях острых концов: рог-ритон не должен протекать, поэтому его вершина оставалась целой, при этом она могла украшаться, например головой птицы; рог музыкальный, напротив, в вершине имел отверстие для извлечения звука, губник, который, между прочим, также мог украшаться. Таким образом, археологический объект, не будучи музыкальным орудием, тем не менее позволяет его реконструировать и поставить в ряд с другими музыкальными инструментами Руси. Известны также глиняные духовые инструменты. Это свистульки с двумя игровыми отверстиями, простые по форме или наподобие коника (табл. 107, 9, 10). По раскопкам в Новгороде их известно более 20. Встречаются они и в других городах. Основное время бытования -XIV в., а чаще — XV в. и позже.

К этому же времени относятся изредка находимые глиняные погремушки в виде птички, уточки. С известной долей условности их тоже можно отнести к духовым инструментам. Они полые, имеют внутри камушек, а снизу или спереди одно отверстие (табл. 107, 11). Мастерская по изготовлению погремушек была открыта в Славенском конце Новгорода (Арциховский А.В., 19496. С. 131).

В мифологии балтов, финно-угров, славян птица или конь наделялись охранительными свойствами. Поэтому звучание глиняных уточек, коников следует рассматривать как охранительное. По данным прошлого века, свистульки использовались в "свистоплясках" при совершении тризн (Сахаров И.П., 1849. С. 25). Погремушка, по-видимому, отпугивала недобрую силу от детской люльки. По идеологическому значению погремушка и свистулька близки зооморфным украшениям с шумящими привесками.

Группа III. Ударные инструменты (мембранные). Ударные - древнейшие музыкальные инструменты. Они создавали ритмическую основу музыкальных действий. В древних культовых празднествах они были призваны отпугивать и устрашать злые силы. Эта их функция перешла позже в практику военного дела.

На упоминавшейся миниатюре Радзивилловской летописи, изображающей игрища славян-вятичей, кроме волынщика и знакомых персонажей - плясуньи и сопца, центральная фигура на игрище - бубнист. Его бубен похож на современный двухмембранный барабан. Он ударяет в него вощагой - рукоятью с плетью и шаром-ударником на конце. "Вощага - род кистенька, которым, навощив его, били в бубны" (Даль В.И., 1880. Т. I. С. 249). В указанной летописи на миниатюре "Исакий пляшет под музыку бесов" нарисованы также бубны, по которым ударяют кистью руки; возможно, художник подразумевал одномембранные бубны с узким ободом (БАН. 34. 5. 30. Л. 112). Они изображены здесь в связи с самым ранним упоминанием их в "Повести временных лет" под 1074 г.: "Взъмъте сопъли, бубны и гусли, и ударяйте, ат ны Исакий спляшеть" (ПЛДР, 1978. С. 206). Ударные сигнальные инструменты - ратные - также назывались бубнами. В слое XII в. в Волковыске найдена шахматная фигурка, изображающая пешего воина с бубном, подвешенным у него на ремне через плечо и колотушкой в правой руке (табл. 107,24; Тарасенко В.Р., 1957. С. 278). Его бубен также аналогичен современному барабану, имеет шнур-регулятор для натяжения кожаных мембран.

Группа IV. Самозвучащие инструменты. Звуки всех музыкальных орудий от времени их происхождения наделялись магической силой. Но звон металла почитался особо. Струны и колокольчик, варган и ботало, шумящая привеска и удары кузнечного молота - все защищало от злых духов. Поэтому инструменты из группы металлических самозвучащих, неизменно в течение веков остававшихся в их первичной магической функции, можно считать оберегами.

В Екимауцах, Друцке, Вщиже, Брянске, Новгороде, Москве найдены варганы. Эти известные многим народам инструменты с античного времени ковались из бронзы, а в средневековье - из железа и стали в виде подковки с удлиненными концами и проскакивающим упругим язычком. Концы варгана подносили к зубам, щипком приводили в колебание язычек. За счет изменения объема полости рта на фоне основного тона извлекали в требуемой последовательности обертоны.

Изображений русского варгана ни ранних, ни поздних не известно. В письменных источниках словом "варган", как правило, обозначался какой-то ратный ударный инструмент. Лишь в документах XVII в. удается выделить варган щипковый.

Самый ранний варган найден в Молдавии, на славянском городище Екимауцы, в слое X в. (табл. 107, 72; Федоров Г.Б., 1954. С. 18). Варган XII в. из Друцка (Алексеев Л.В., 1973. С. 21) и пять новгородских находок XIII-XV вв. дают полное представление об их устройстве. Длина самого большого — 8 см, он же лучшей сохранности (табл. 107,13). Каждый из удлиненных его концов в сечении имеет ромб и острыми ребрами направлен внутрь, между ребрами при игре вибрирует стальной язычок - в этом конструктивная суть варгана, делающая его прототипом гармоник с проскакивающим язычком.

По данным одной из находок был реконструирован целый варган, давший общее представление о его звучании (табл. 107, 14). Но приблизиться к оригинальным звукам древнего инструмента трудно. Это связано с точным воспроизведением сплавов подковки и язычка и с учетом поправок на их коррозию.

Любопытны как объект музыкальной культуры распространенные преимущественно в славяно-чудских землях Руси зооморфные подвески-амулеты. Их делали главным образом из бронзы в виде животного или птицы, в большинстве случаев они заканчивались закрепленными на цепочках шумящими привесками - пластинками, колокольчиками, бубенчиками (табл. 107, 15-16). Птицы и животные, прежде всего утица и конь, в культах воды и солнца почитались священными и одновременно наделялись защитными свойствами (Рябинин Е.А., 1981). Охранительная сущность подвесок-амулетов проистекла, с одной стороны, из самих изображений почитаемых персонажей, с другой - из позвякивания привесок, отгонявших звуком злые силы.

Отдельные бубенчики, колокольчики, "звоньци" разной величины встречаются как в местах захоронений, так в городских слоях (табл. 107, 17-19). Часть их использовалась как привеси, другая - могла применяться в инструментальных ансамблях. Но в каком виде? Упоминаемый в былине "Вавило и скоморохи" звончатый переладец растолковывается как набор колокольчиков, аккомпанирующих гудку (Шергин Б.В., 1970. С. 12). Подобное же орудие - погремок, погремушка - "детская игрушка, усаженная бубенчиками"; она же принадлежность шута, дурака по званью" (Даль В.И., 1880. Т. III. С. 157). Наконец, если не отрицать бытования в русских в средневековье одномембранного бубна, то в его оформлении было место звонцам.

Б о т а л а. Домашнему скоту, чтобы он не потерялся в лесу и чтобы на него не напал зверь, поныне принято подвешивать согнутое из жести и сваренное медным припоем ботало, или, как говорят в Новгородской области, колоколку. Этот бесхитростный по форме предмет обладает неповторимым, чарующим, "тревожным" звуком. Колоколка с характерной уплощенной формой встречается в Новгороде, в слоях XII-XIV вв. (табл. 107, 20). Облик и способ ее производства с тех пор не изменились.

Иная по изготовлению литая колоколка найдена в слое XII в. (табл. 107,21). Можно предположить, что она была сделана специально для музыкальных целей.

Особого рода письменный документ извлечен из земли древнего Новгорода - в нем значительно раньше, чем в других источниках, сообщается о церковных звонах на Руси. Это берестяная грамота 605, являющая собой послание одного монаха другому, написанное во второй четверти XII в. В грамоте есть такая фраза: "А пришьла есвъ оли звонили" - А пришли (т.е. вернулись) с ним, когда звонили (Янин ВЛ., Зализняк А.А., 1986. С. 68-70). В христианском культе звоны издревле также были нагружены охранительным смыслом.

Найденные археологами музыкальные инструменты, исследования, связанные с их реконструкцией, позволили заглянуть в мир инструментальной музыки Древней Руси. В нем особое место занимали народные музыкальные традиции, соединявшие в себе ритуальный консерватизм и авторское творчество.

Поветкин В.И. Музыкальные инструменты // Археология. Древняя Русь. Быт и культура / Ответст. редакторы тома Б.А.Колчин, Т.И.Макарова. М .: Наука, 1997. Глава 11. С. 179-185

источник