Родился Константин Алексеевич Коровин в 1861 году. Его дед Михаил Емельянович, старообрядец, владелец «ямского извоза», купец первой гильдии, в свое время помог пейзажисту Льву Каменеву поступить в Академию художеств, заметив у него способности к живописи. В доме деда на Рогожской помимо Каменева бывал и известный передвижник Илларион Прянишников. Отец же будущего художника уже получил университетское образование, однако не унаследовал деловых качеств Михаила Емельяновича и после его смерти разорился. Семья вынуждена была переехать в деревню Большие Мытищи под Москвой. Маленьким Костей и его старшим братом Сергеем, тоже впоследствии художником, занималась мать, Аполлинария Ивановна, которая привила детям любовь к искусству — она рисовала акварелью, много музицировала, играя на арфе.

В 1875 году Коровин вслед за братом поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, сначала на архитектурное отделение. К этому времени семья Коровиных снова жила в Москве почти в полной нищете. Видимо, профессия архитектора казалась ему более материально перспективной, и потому было выбрано зодчество. Но любовь к живописи все-таки оказалась столь сильной, что с 1876 года юноша перешел на живописное отделение. Там он учился в пейзажном классе сначала у Алексея Саврасова, затем у Василия Поленова. Эти два художника оказали на формирование Коровина наибольшее влияние, хотя он внимательно всматривался, как в других классах преподавали Илларион Прянишников, Василий Перов, Евграф и Павел Сорокины. Коровин учился у Саврасова находить во внешне незаметных уголках природы скрытую поэзию, лирику, учился верно схватывать и эмоционально передавать ощущение жизни в пейзаже. В 1882 году тяжело больной Саврасов оставил училище. Видимо, это послужило причиной для поступления Коровина в петербургскую Академию художеств. Впрочем, он пробыл там всего несколько месяцев. «...В этой чудной Академии дух искусства был так мне чужд: условность и серьезничанье по поводу несерьезного — работы каких-то театральных бутафории», — вспоминал впоследствии художник. Вернувшись назад в училище, он попал в мастерскую Поленова, возглавившего после Саврасова пейзажный класс.

«...Поленов так заинтересовал школу и внес свежую струю в нее, как весной открывают окно душного помещения. Он первый стал говорить о чистой живописи, как написано, говорил о разнообразии красок», — так запомнил его преподавание Коровин. Поленов стал рассказывать ученикам и об искусстве импрессионистов, а возможно, и показывать им фотографии с их работ.

В конце 1884 года началась деятельность Коровина как театрального декоратора.

Импрессионистический характер «жуковских» работ несомненен. Но это не этюды с натуры (а именно в подмене картины этюдами обвиняли Коровина художники старшего поколения и критики), а произведения, воплощающие новую для русской живописи концепцию. Ведь Коровин пишет их долго, по эскизам. Надо особенно подчеркнуть, что, чувствуя близость своего искусства к живописи французских импрессионистов, Коровин не повторял их приемов. Так, в «жуковских» работах отсутствует мимолетность образа, свет и воздух не растворяют в себе материальности и пластики предметов. Все объемно, материально, весомо. По своей живописной манере к «жуковским» произведениям примыкают произведения, выполненные Коровиным во время путешествия с Саввой Мамонтовым по странам Европы во второй половине 1888 года.

В конце 1892 года Коровин уехал во Францию, где провел почти год. С этой поездкой связан новый этап в его живописи. Мастер внимательно изучал современное французское искусство.

Вскоре по приезде в Россию Коровин вместе с Серовым стал готовиться к путешествию на Север. Оно было организовано Мамонтовым, прокладывавшим Северную железную дорогу и мечтавшим о промышленном использовании природных богатств Заполярья. По его мнению, произведения обоих художников должны были познакомить публику со своеобразной красотой природы арктического края и тем самым заинтересовать им русскую общественность. Художники побывали в Архангельске, Мурманске, на Новой Земле и на побережьях Северной Двины, заезжали в Норвегию и Швецию.

Север буквально очаровал Коровина, в восторге он говорил Серову: «Какой чудесный край, Север Дикий! И ни капли злобы здесь нет от людей. И какой тут быт, подумай, и какая красота!.. Тоша, я бы хотел остаться здесь навсегда».
Северные работы Коровина сыграли особую роль в русской живописи. Причем их значение не сводится только к непосредственному влиянию на живопись других художников, о чем писал Грабарь. Самое важное то, что они открыли для нашего искусства природу Заполярья, которая стала впоследствии источником вдохновения для многих живописцев.
Сила воздействия Севера на Коровина была так велика, что впечатления, полученные им во время путешествия, продолжали держать в плену художника и на родине. Об этом говорит большое полотно "Гаммерфест. Северное сияние" (1894-1895), выполненное уже по приезде в Москву.

Вторая половина 1890-х годов — время, когда Коровин с неудержимой активностью работал в разных областях. Он писал много декораций для Частной оперы. Причем в этот период он очень сблизился с Федором Шаляпиным. Для Шаляпина он сделал костюм Ивана Грозного, в котором тот выступал в опере Римского-Корсакова Псковитянка.

Еще в 1897 году Коровин построил по собственному проекту дачу на берегу Нерли в Охотино. Там, особенно в XX веке, он написал много картин на сельские темы. По мотивам они близки более ранним работам.

В начале ХХ-го века Коровин наконец получает официальное признание. В 1905 году его избирают академиком. Но жизнь художника нельзя назвать счастливой. Брак с Анной Фидлер оказался неудачным. Сам художник мало кому говорил, что потерял первого ребенка, но почти болезненная привязанность ко второму была порождена именно этой причиной. И с младшим сыном произошла трагедия. В 1913 году он попал под трамвай и лишился ног. В 1908 году умер брат Коровина, художник Сергей Коровин, в результате чего Константин Алексеевич испытал нервное потрясение и попал в больницу. А в глазах окружающих, даже близких ему людей, он — беззаботный бонвиван, которому дается все легко и радостно. Но Коровин был уверен, что призвание художника — нести людям ощущение счастья, и не пускал в свое творчество минорные ноты.

В 1916 году Коровин заболел и лечился в Севастополе.

Революционные события и в феврале, и в октябре нарушили душевное равновесие художника. И хотя его избрали в апреле 1917 года в Комиссию художников при Комиссаре над бывшим министерством императорского двора, а в 1918 он вошел в состав Отдела пластических искусств, комиссии по охране памятников искусства и старины при Совете рабочих и крестьянских депутатов, одновременно став членом коллегии художников театра, это все его тяготило. «Боже, как надоела политика!» — восклицает он в одном из писем. Сложная обстановка сложилась и в Училище живописи, ваяния и зодчества, которое вместе со Строгановским училищем реорганизовалось в Свободные художественные мастерские. Коровин избран на должность руководителя мастерской. Однако со стороны левых художников Коровин подвергался жестоким нападкам как представитель буржуазного искусства. Особенно усердствовали в этом деле Владимир Маяковский и Давид Штеренберг. И в конце 1919 года, ссылаясь на болезнь сердца, мастер отказался от преподавания.

Выставка 1921 года, и устроенная в Третьяковской галерее в 1922 году ретроспективная экспозиция работ художника свидетельствовали о том, что кисть мастера не исчерпала себя. Но жить в России становилось все труднее и труднее.
Лишения, нужда, свои болезни и болезни сына и жены, а также постоянные нападки со стороны «левых» художников вынудили Коровина в конце 1922 года под предлогом устройства персональной выставки выехать за границу. Несмотря на то, что он оформил там ряд спектаклей, что им было устроено несколько персональных выставок, его работы продавались плохо и дешево. Другие направления вошли в моду в Париже, где он провел последние шестнадцать лет своей жизни. Не мог заработать на жизнь Коровин и литературным трудом, хотя его блестящие воспоминания публиковались в русской эмигрантской прессе. Но русские издания не богаты, и потому гонорары в них просто мизерны. И тем не менее Коровин продолжал много работать. Конечно, ему приходится часто писать картины на заказ, и они действительно неудачны.

Вне всякого сомнения, художник присматривался к современному европейскому искусству. Об этом свидетельствуют и виды ночного Парижа 1930-х годов. Казалось бы, Коровин продолжал в них свою дореволюционную серию Парижских огней. Чисто тематически это так, но изменилась манера письма, а соответственно и образ.

Яркой выразительности исполнен последний Автопортрет художника (1938). По глубине выраженных чувств, по уверенной лепке головы нельзя сказать, что это произведение написано тяжело больным человеком. Но лишения и страдания сказываются в какой-то настороженности, прочитывающейся при внимательном вглядывании в лицо, в котором проступает что-то рембрандтовское.

А в следующем 1939 году Коровин внезапно скончался на улице от сердечного приступа. Трудно переоценить вклад Коровина в русскую художественную культуру конца XIX и XX веков. Его произведения, украшающие залы не только столичных, но и многих провинциальных музеев, всегда привлекают своими живописными достоинствами зрителя. С успехом возобновляются и театральные постановки в коровинском оформлении. Нельзя не сказать и о том, что у Коровина учились такие прекрасные колористы, как Павел Кузнецов, Мартирос Сарьян, Илья Машков, Роберт Фальк, Николай Сапунов, Александр Шевченко, Михаил Ларионов, Наталия Гончарова, и многие другие известные художники. Это были мастера разные, порой прямо противоположные друг другу по устремлениям. Но их объединяло одно: удивительно тонкое чувство цвета, понимание возможностей колорита в создании образа произведения. Этим они обязаны вдохновенному певцу красоты жизни Константину Алексеевичу Коровину, чье творчество представляет одну из самых замечательных страниц в истории русского искусства.

из Монографии Р.И.Власовой