* * *
Чума в Кенигсберге. Шестнадцатое столетье. Звон колокола терзает души. Монах на телеге, стегая плетью Ослов своих, закрывает уши.
Трупы собачьи. Смерть витает. Эта старуха ныне царица. А монах, знай себе, проклинает Дело ее, и сразу креститься.
Остановился на площади. Тело поднял. Не разберет: парень или девица. Отнес в телегу и, видимо, понял, - Ужас какой, и вновь креститься.
- А-а! Старый хрыч! Живой, гляжу! – Прокричал ему нищий, на коленях стоя. - И тебе здоровья! Я граду служу! – Ему в ответ. – «Господня воля!».
- Город мертв. Нас двое осталось. Надо в церкви свечи зажечь. Нищий в ответ: «Терпенье сломалось! Чего ты желаешь еще сберечь?!».
На телегу две птицы сели. Это вороны. К телу ближе. Им монах: «Ишь, чего захотели! Кыш, кыш!» - птицы не слышат.
«Ах!» - воскликнул. Город – пустыня. Открыл ворота и в храме скрылся. К алтарю. Спросил: «Мое имя? Какой теперь час?». И замолился…
из 8 альбома (1998 г.) |